Кто в России координирует работу по противодействию терроризму?

Противодействие терроризму любит тишину. Скупая новостная строчка о предотвращенном теракте или раскрытой вовремя ячейке боевиков — лучшая похвала спецслужбам. Об их кропотливой работе обыватель почти ничего не знает. Зачастую неведомы ему и те, кто возглавляют борьбу с терроризмом в России.

Глава Информационного центра Национального антитеррористического комитета (НАК) Андрей Пржездомский приоткрыл для читателей Федерального агентства новостей завесу этой тайны и подробно рассказал о работе ведомства, координирующего в России противостояние самой серьезной угрозе XXI века.

Решения НАК обязательны для всех
— Национальный антитеррористический комитет был образован в 2006 году, но многие россияне до сих пор не представляют, что это за организация. Что же такое НАК: спецслужба, надзорная структура или нечто другое?

— Главное наше отличие от спецслужб и сил правопорядка в том, что НАК — координационный коллегиальный орган, куда входят руководители практически всех силовых структур: Минобороны, МВД, МЧС, Росгвардии, а также руководство Госдумы и Совета Федерации, Совета безопасности и Администрации президента на уровне первых заместителей руководителей.
Кроме того, в НАК входят представители гражданских ведомств, которые так или иначе связаны с противодействием терроризму. Это министерства иностранных дел, транспорта, энергетики, промышленности и торговли, здравоохранения, связи и др.

— Кто возглавляет комитет?

— Возглавляет НАК его председатель, директор Федеральной службы безопасности Александр Бортников. В каждом субъекте РФ существует антитеррористическая комиссия (АТК) — условно говоря, региональный НАК. Возглавляет такую комиссию глава субъекта. Комиссии муниципального уровня возглавляются главами органов местного самоуправления. То есть мы имеем дело со стройной управленческой вертикалью.

Именно поэтому можно говорить об общегосударственной системе противодействия терроризму в России. НАК, как вышестоящий орган, определяет в ней стратегию и обеспечивает общую координацию деятельности, а АТК реализуют поставленные задачи на региональном уровне.

Наряду с НАК функционирует и Федеральный оперативный штаб (ФОШ) — его также возглавляет директор ФСБ.

— ФОШ каким-то образом дублирует функции НАК?

— Нет, ФОШ решает задачи боевого противодействия, организации контртеррористических операций, использования в них силовых структур — в том числе при совершении терактов, их предупреждении и выявлении террористических угроз.

Точно так же, как и в случае с НАК, в каждом субъекте федерации есть региональный орган управления и координации — оперативный штаб, который возглавляет начальник управления ФСБ. То есть и здесь мы имеем дело с четко выстроенной вертикалью.

Составы НАК и ФОШ до некоторой степени совпадают, потому что и там, и там участвуют силовики. Отличие в том, что в НАК есть представители гражданских ведомств, поскольку профилактика терроризма — это работа в первую очередь федеральных и региональных органов власти, местного самоуправления, а также институтов гражданского общества.

— Для чего в НАК входят представители законодательной власти?

— Они в полной мере могут оценить, насколько урегулирован тот или иной вопрос в законодательном плане. Поэтому если в ходе обсуждения выясняется, что нужны коррективы в действующее законодательство, их вносят максимально оперативно.

— А, скажем, сотрудники Минздрава?

— Опыт показывает, что терроризм чаще всего обнаруживает себя в форме резонансных терактов, которые приводят к человеческим жертвам, наносят тяжелый удар по психике человека. Поэтому своевременное оказание медицинской и психологической помощи — один из основных элементов ликвидации последствий терактов.

Врачи так же, как и сотрудники спецподразделений, прибывают одними из первых на место преступления и, зачастую рискуя жизнью, оказывают помощь раненым, участвуют в эвакуации. На федеральном уровне за это отвечает Минздрав, на региональном — местные органы здравоохранения. Экстренную помощь пострадавшим оказывают подразделения Центра медицины катастроф.

— С медиками понятно, а другие гражданские ведомства?

— Чтобы свести до минимума ущерб от возможных террористических посягательств, надо обеспечить также безопасность предприятий и организаций. Это то, что мы называем «антитеррористической защищенностью объектов». Промышленность, транспорт, связь, объекты жизнеобеспечения, места массового пребывания людей, учреждения культуры, больницы, поликлиники, детские лагеря — все это предмет серьезного внимания со стороны антитеррористических комиссий и федеральных ведомств. Они требуют необходимых мер от руководителей объектов, а сами отчитываются перед НАК.

Кроме того, защита нужна объектам культа — церквям, монастырям, мечетям… Когда-то мы и не думали об этом! Но жизнь показывает, что террористы не гнушаются ничем: они нападают на храмы, на священников, убивают имамов. Сейчас этот вопрос прорабатывается совместно с представителями конфессий.

— Как складывается взаимодействие с институтами гражданского общества?

— Они обладают значительным потенциалом в профилактике и противодействии идеологии терроризма. Именно поэтому мы стараемся задействовать различные общественные организации: молодежные, спортивные, военно-патриотические, религиозные и др. Особую роль играет Общественная палата РФ, в которой с 2015 года действует Координационный совет по противодействию терроризму. Хочу подчеркнуть, что на антитеррористической площадке институты гражданского общества работают на инициативной основе и собственных ресурсах.

— Сам НАК проводит какие-то антитеррористические мероприятия?

— Особенность нашей деятельности в том, что НАК, как коллегиальный орган, непосредственно не осуществляет меры по противодействию терроризму. Он координирует деятельность структур власти в этой сфере, определяет стратегические направления и контролирует, насколько эффективно решаются задачи.

— Решения вашего комитета касаются только ведомств, в него входящих?

— В 2015 году была утверждена обязательность исполнения решений НАК всеми государственными органами и организациями независимо от форм собственности, должностными лицами и рядовыми гражданами. Если НАК принял какое-то решение, оно должно быть исполнено во что бы то ни стало.

Здесь действует жесткий контроль. На каждом заседании НАК дается информация о том, как выполняются принятые решения. Об этом отчитываются главы субъектов, министры, руководители ведомств. Если они что-то не выполнили, это становится предметом особого внимания. Им дают срок, чтобы устранить недостатки. Это дисциплинирует исполнителей решений комитета.
Можно координировать, совещаться, а потом благополучно расходиться, не задумываясь о конечном результате. Здесь же исполнение решений является краеугольным камнем всей работы.

Организованного бандитского подполья в России больше нет

— Расскажите о конкретных результатах своей работы.

— Десяток лет назад России приходилось противостоять организованному преступному сообществу, поддерживаемому из-за рубежа, совершающему жестокие убийства и страшные теракты: взрывы в московском метро и аэропорту «Домодедово», подрыв «Невского экспресса», теракты в Назрани, Кизляре, Владикавказе, Грозном, Махачкале и многие другие.

В основном, конечно, мы сталкивались с активным проявлением террористической активности на Северном Кавказе — там террористы сформировали целую армию бандитского подполья, третирующую население. Тогда и было принято решение о создании НАК, а через некоторое время указом президента России была утверждена концепция противодействия терроризму.

За годы с момента образования НАК в стране развернута целостная система противодействия терроризму, направленная, прежде всего, на предупреждение угроз и недопущение распространения идеологии терроризма. Удалось создать уникальный механизм, в работу которого вовлечены все элементы государства и общества.

В последнее десятилетие уровень террористических угроз был существенно снижен. Система руководства преступными сообществами, которые мы еще недавно называли «бандитским подпольем», практически парализована. Сейчас мы и слова-то такие не употребляем, потому что такового в России просто не существует.

Мы, конечно, сталкиваемся с отдельными попытками преступной самоорганизации, в частности в форме так называемых законспирированных ячеек. Но большинство из них выявляются на ранней стадии, когда они только намереваются совершить преступление.

— Создание такой общегосударственной системы — это что-то эксклюзивное, или за образец брался зарубежный опыт?

— Ни в одной стране такой стройной системы нет. Для многих иностранных коллег мы являемся примером не только оптимальной структуры, но и комплексного подхода, позволяющего вовлечь в антитеррористическую деятельность все сферы государства и общества. Когда наши коллеги из-за рубежа проявляют интерес к работе НАК, мы всегда с удовольствием делимся опытом.
Но мы не склонны почивать на лаврах, тем более что обстановка на поле противодействия терроризму остается достаточно сложной. Необходимо держать в тонусе все структуры государства, стоящие на страже интересов граждан. Это наша работа, и мы не прекращаем ее ни на минуту, даже в трудные дни борьбы с пандемией.

— Пандемия коронавируса никак не сказалась на противодействии терроризму?

— Никоим образом. Мы постоянно контролируем обстановку и проводим все необходимые мероприятия. Примеров немало. Могу упомянуть проведенную 30 апреля органами ФСБ России контртеррористическую операцию в пригороде Екатеринбурга, в результате которой была нейтрализована группа бандитов, готовивших теракт.

Коронавирус — не повод терять бдительность. Никакая эпидемия не может помешать нам противостоять угрозам.

— Есть ли в мире силы, поддерживающие те или иные крупные террористические группировки?

— Я всегда скептически относился к теме неких «центров управления миром». Мне кажется, это способ примитивно объяснить сложные процессы в мире. Таких явно выраженных центров управления, которые управляли бы террористической деятельностью в глобальном масштабе, думаю, нет. Но время от времени возникающие очаги терроризма наводят на мысль, что многие кажущиеся спонтанными события — это следствие реализации интересов конкретных стран или групп государств.

Достаточно вспомнить, что происходило в Ираке и Ливии, которые в XXI веке стали гнездом террористических сил, способствующим созданию целых террористических агломераций.

Одними запретами не отвадить от терроризма

— Вы упомянули о противодействии идеологии терроризма. Расскажите об этом подробнее.

— Речь идет о предупреждении вовлечения в террористическую деятельность, прежде всего молодежи. Конечно, нас беспокоят и «колумбайнеры», и различные суицидальные группы, а также агрессивные направления молодежной субкультуры. От подобного рода увлечений до преступлений — зачастую один шаг.

Как добиться, чтобы молодой человек под воздействием безумных античеловеческих идей не стал завтра преступником, не взял в руки оружие и не превратился в реальную угрозу для общества? В этом случае инструменты силового воздействия нам не помогут. Нужны другие способы влияния — прежде всего, средства воспитания, формирования мировоззрения человека. И это не пустые слова.

— Верно ли, что четко разделить терроризм и экстремистские взгляды нельзя?

— Грань, отделяющая увлечение экстремистским контентом в соцсетях от участия в противоправной деятельности, очень размыта. Если парень интересуется вещами дикими, с точки зрения психики нормального человека: сайтами с расчленением тел, пытками или издевательствами над животными, то к терроризму это прямого отношения не имеет, зачастую это элементарное любопытство. Но когда через некоторое время он из виртуального пространства переходит в реальную жизнь и начинает, например, из-за неудовлетворенного самолюбия вынашивать намерение перестрелять своих одноклассников, это уже совсем другое дело. Намерение, воплощенное в конкретные действия, сразу ставит его в разряд преступников.

Собственно, обществу безразлично, совершит ли преступление террорист, выкрикивающий радикальные лозунги и обладающий внешним антуражем, или школьник, насмотревшийся людоедских видеороликов в Интернете. Результат один, и последствия не менее страшные.

Именно поэтому профилактика преступлений террористической направленности в молодежной среде — приоритетная задача, решать которую должны, прежде всего, школа, вуз, органы управления образованием, психологи и весь спектр спортивных, культурно-просветительных, военно-патриотических и других общественных организаций. О семье вообще не говорю, это очевидно: родители должны быть лучшими воспитателями и самыми внимательными наблюдателями за увлечениями своих детей.

— Но как именно можно удержать неудовлетворенного молодого человека от вступления на путь терроризма?

— Сегодня одним из важных направлений является активная работа в виртуальном пространстве, которое стало настоящим полем схватки за умы и души молодежи. Остановлюсь на самом важном ее аспекте — на формировании антитеррористического сознания молодежи, которое должно осуществляться одновременно с искоренением экстремистского контента в любых его проявлениях и пресечением попыток вовлечения молодых людей в преступную деятельность.

Разумеется, мы отдаем себе отчет, что полностью оградить неокрепшие души от террористической пропаганды невозможно. Поэтому задача заключается в том, чтобы привлечь их внимание к материалам, формирующим антитеррористическое сознание, которые были бы интересны, убедительны, креативны.

Прямолинейное пропагандистское воздействие в форме лозунгов и призывов чаще всего вызывает скептическую реакцию. Любой запрет для подростка всегда сладок. А вот мерами воспитания, психологического воздействия, вовлечения в созидательную, позитивную деятельность это сделать можно. На это и нацелены основные инструменты профилактики терроризма.

— Какова в этом роль школы? Сейчас к образовательной системе много вопросов…

— К сожалению, воспитательная функция школы сегодня не соответствует требованиям времени. Если ребенок, учась в школе, не получает нравственных ориентиров, то у него образуется искаженная картина мира со случайными ценностями, которые он может легко принять за истинные.

Я неоднократно наблюдал это, общаясь с отдельными молодыми людьми. Не понимаю, откуда это вообще могло возникнуть, когда парень спокойно рассуждает, что убийство может быть благом, или воспринимает безучастно мучения людей. Это какая-то искаженная психика! Весь вопрос в том, под воздействием чего она сформировалась.

Пытливый ум подростка хочет все постигнуть. Что ему предлагает государство и общество, тем он и пользуется. Когда же такие предложения его не удовлетворяют, начинается самостоятельный поиск. Вот тут-то и появляются разного рода экстремисты и террористы. Если подросток готов принять какие-то постулаты за истину в последней инстанции, достаточно вложить эти постулаты ему в голову, и он, не сформировав еще способность к критическому мышлению, сделает все, что ему скажут.

Именно поэтому столь важна конкретная работа с подростками, с молодыми людьми. Эта работа должна выстраиваться во всех слоях общественной жизни, с привлечением институтов гражданского общества.

— Но то, что уже делается, явно недостаточно. В чем тут главная проблема?

— Увы, многие мероприятия приобретают бюрократизированные формы и не достигают своей цели. Очень важно работать с подростками и детьми на их информационной площадке, откуда они черпают представления об окружающей действительности.

Если дети совсем маленькие, они смотрят мультфильмы. Но некоторые из них явно возбуждают агрессию и пренебрежение к себе подобным. Вспоминаю мультфильмы нашего детства — добрые, несущие тепло, бережное отношение друг к другу, к природе, к животным. Конечно, они наивны и примитивны, с точки зрения изобразительных технологий, и вряд ли будут восприниматься современными детьми. Но важно одно — что мы закладываем в эти бесхитростные инструменты воспитания.

Все это требует таланта и неформального подхода. Сейчас это одна из ключевых задач адресной профилактики.

Религии в России жили мирно испокон веков

— Почему вообще в XXI веке столь остро стоит проблема терроризма?

— Позвольте аналогию: почему при столь развитой медицине в мире сейчас остро стоит проблема распространения коронавируса? Ведь в прошлом эпидемии случались не раз. Но вот наступил XXI век, и новая «чума» заставляет перестраивать нашу жизнь…

Так вот, экономические и геополитические противоречия, сопровождающие всю историю человечества, тоже никуда не делись. Время от времени активизируются силы, которые хотят реализовать свои интересы, играя на противоречиях, выдвигая зачастую популярные лозунги и используя, как это не раз бывало в истории, самые изощренные способы достижения цели, в том числе теракты.

Терроризм не сложил свои «знамена», он преобразуется из одной формы в другую. Сегодня для реализации человеконенавистнических идей и достижения самых радикальных целей часто используется религиозный флаг. Когда псевдорелигиозная демагогия дополняется требованиями социальной справедливости и защиты интересов «угнетенных» народов, она приобретает мощную кумулятивную силу, противодействовать которой нелегко. С этим сталкиваются все страны, в том числе и Россия.

— Некоторые думают, что корни современного терроризма кроются в религии, в частности в исламе. На самом ли деле это так?

— Я выступаю категорически против того, чтобы окрашивать преступления в религиозные тона — независимо от того, чем прикрываются те, кто их совершает. Потому что по большому счету ни одна религия не побуждает человека к совершению преступлений.

Да, каждая религия по-своему трактует картину мира и по-своему показывает человеку, к чему он должен стремиться. Ислам — не исключение. При этом религии могут благополучно уживаться друг с другом. У нас в России представители разных конфессий испокон веков жили бок о бок, и это не приводило к кровавым конфликтам. А если они и возникали, то их природа была связана исключительно с неумелой национальной политикой на том или ином этапе истории.

В свое время я работал в отделе, начальником которого был армянин, христианин по вероисповеданию. Его детство прошло в смешанном армяно-азербайджанском селе. В семье было много детей, а сама семья была бедная, и его отдали совсем маленьким ребенком на воспитание к соседям в азербайджанскую семью, естественно мусульманскую. Так для него родными стали и приемные родители… И никакой вражды! Значит можно прекрасно жить вместе разным национальностям, исповедующим разные религии. В свое время СССР подавал миру такой пример.

— Как проходит возвращение в Россию и адаптация в обществе детей ликвидированных или задержанных террористов?

— Возвращение к мирной жизни таких детей — серьезная задача. Дети оказываются в стане террористов не по своей вине, а по глупости и безответственности своих родителей.

Мне неоднократно приходилось разговаривать с женщинами, которые выходили замуж за мужчин, планировавших выехать на Ближний Восток и участвовать в террористической деятельности. Эти женщины брали с собой детей и бежали в неизвестность, подвергая смертельной опасности и себя, и их.

Как правило, после того как мужа убивают, вдова становится женой какого-то другого боевика, потом третьего… Дети оказываются заложниками этого страшного конвейера, постоянно живут в голоде и холоде, в ужасных бытовых условиях, в постоянном ожидании смерти.

Что может произойти с психикой ребенка в таких условиях? Террористы нередко используют детей в своих целях, воспитывая их в духе ненависти и культа насилия. Некоторые дети попадают в специальные лагеря, в которых мальчиков, по сути малышей, обучают террористическому ремеслу, жестокости, умению убивать и испытывать от этого удовлетворение.

— Реально ли адаптировать таких детей?

— В любом случае важно помнить, что дети не виноваты, они всегда жертвы. Спрашивать надо с их родителей. Но мы уверены, что пристальное внимание государства и доброе отношение общества могут сотворить чудо и вернуть таких детей к нормальной жизни.

А ведь многие из них вообще не знают, что такое нормальная жизнь: их увозили младенцами, а возвращаются они в Россию подростками. Кроме войны они в своей жизни ничего не видели — лишь обстрелы, бомбежки, развалины и постоянный страх. С такими детьми работают психологи, учителя, воспитатели. Очень важно вовлекать их в полноценную детскую среду, чтобы они не чувствовали себя изгоями, потому что это как раз самое опасное.

В ряде субъектов работают комиссии по адаптации к мирной жизни. Они создавались в разгар борьбы с терроризмом на Северном Кавказе. Туда мог обратиться любой человек. Террористы знали, что они могут выйти из банды, как тогда говорили — «из леса», прийти на комиссию, повиниться. Впоследствии их, естественно, привлекали к уголовной ответственности, но комиссия по адаптации предоставляла бывшим боевикам возможность высказаться, пересмотреть свои взгляды и получить шанс вернуться к нормальной жизни — создать семью, поступить на работу или учебу.

Сейчас, когда стало существенно меньше террористических проявлений, комиссии по адаптации чаще работают с теми, кто вернулся из зон боевых действий, в том числе с семьями террористов, прежде всего с детьми и подростками.

На сегодняшний день, если взять Республику Дагестан, где больше всего таких детей, они все находятся под пристальным вниманием антитеррористических комиссий, все без исключения учатся в школах. Дагестанцы большие молодцы: они очень много делают в этом направлении, понимая, что сегодня это дети, завтра — подростки, а послезавтра — взрослые люди. И нам всем небезразлично, кем они станут.

Автор: Наталья Макеева