Пржездомский А.С. Интервью советника Председателя НАК журналу «Россия: третье тысячелетие. Вестник актуальных прогнозов», № 27. Москва, сентябрь 2011 года
В ЭПИЦЕНТРЕ ПРОТИВОСТОЯНИЯ ИДЕОЛОГИИ СМЕРТИ
На вопросы Вестника отвечает советник председателя Национального антитеррористического комитета, кандидат исторических наук Андрей Пржездомский
- Андрей Станиславович, в чём Вы, как писатель-историк и человек, работающий в сфере обеспечения безопасности государства и общества, видите особенности современного терроризма – международного и российского? Происходит ли, на Ваш взгляд, историческая эволюция идеологии и практики политического экстремизма и если да, то какие факторы влияют на этот процесс?
- Мне кажется, что эта эволюция идёт по двум направлениям. Во-первых, терроризм превращается из инструмента достижения политических целей в орудие, с помощью которого мощные группы влияния пытаются реализовать свои планы. В эти группы зачастую объединяются уже не по идеологическим мотивам, а по криминальным интересам, а также ради достижения вполне конкретных экономических преференций для «своих», выделяемых по национальному или конфессиональному признаку. Очень часто кровавые акты устрашения общества инициированы силами, преследующими далеко идущие глобальные цели – при этом их непосредственными исполнителями декларируются нарочито примитивные лозунги. Мы нередко сталкивались с подобным в ходе контртеррористической борьбы на Северном Кавказе.
По мере развития институтов демократии и гражданского общества, по мере появления всё более развитых систем снятия противоречий за счёт избирательных процедур и цивилизованной конкуренции – политические задачи стали во многих странах решаться с помощью методов, не связанных с насилием. Но осталась достаточно обширная зона, где пока что невозможно исключить рецидивы насильственных действий.
Здесь мы подходим ко второму аспекту эволюции терроризма. Он стал чрезвычайно жестоким, часто неперсонифицированным. Современный терроризм ориентирован на подавление воли уже не государственных органов, но широких гражданских кругов, масс людей. Это используетсядля создания, как мы уже говорили, условий реализации интересов определённых групп. Разумеется, бесчеловечные действия не вписываются ни в какие каноны политической борьбы. Даже самым агрессивным радикалам XIX – начала XX века и не снилось, что путём массовых убийств мирных и политически никак не ангажированных людей можно пытаться достичь каких-либо социальных или иных результатов. Преступления, совершённые недавно в прежде благополучной и мирной Норвегии опрокинули стандарты, существовавшие в сознании многих европейцев относительно мотивации и способов исполнения терактов. В последние годы на Западе слишком много писали и говорили, что, мол, террористы – это «доведённые до отчаяния борцы за свободу», «за попранные права». Теперь, кажется, и западному обывателю становится ясно, что терроризм утратил связь с политическими идеалами.
- Несмотря на усилия правоохранительных органов, спецслужб, государства в целом, налицо такое явление, как воспроизводство кадров боевиков на Северном Кавказе. Сегодня в террористическом бандподполье – парни и девушки, которые были в младшем школьном возрасте на момент, когда бывшая «Чеченская Республика Ичкерия» была реинтегрирована в Российскую Федерацию (2000 г.). Тем не менее, их не удалось уберечь от воздействия духовной отравы. Более того, инфраструктура террора расползается по кавказским республикам, проникает и в иные регионы РФ. В чём, на Ваш взгляд, причина этого удручающего положения? Можете ли Вы, как эксперт, смоделировать – что побуждает молодых людей, в том числе и этнических русских, становится в ряды убийц-смертников?
- Террористические проявления на территории Российской Федерации – в частности, на Северном Кавказе – имеют, как и любые сложные общественные явления не одну причину. Чтобы преодолеть эту болезнь, надо попытаться разобраться во всём хитросплетении её истоков, а также условий и механизмов созревания. К сожалению, в этом мы не очень преуспели. Условно говоря, мы пытаемся бороться со следствием,а не с причинами. То есть, мы противодействуем уже сформировавшимся угрозам – а не подавляем их в зародыше.
Надо признать, что существует ряд моментов, которые придали терроризму динамику, сделали его привлекательным для определённой части общества – как это ни парадоксально и страшно звучит. Нужно вернуться на два-два с половиной десятилетия назад. В конце 1980-х годов в тогдашнем Советском Союзе начались быстро нараставшие процессы деградации системы управления, идеологии, воспитания. На месте разрушенной системы, на месте отменённых общественных «правил игры» возникали новые социальные явления и образования… Однако, перемены не создали базовых основ для развития человека и экономики. Можно сказать, что в каждой из сфер общественной и хозяйственной жизни нарастали приметы упадка. Рухнула система социальных гарантий, которая давала гражданам Советского Союза определённые точки опоры, надежду на будущее.
На это наслаивались и другие обстоятельства, духовного и идейного характера. Это, прежде всего, утрата логики развития, идеологического целеполагания, вообще – утрата смыслов, которые во многом привносились в жизнь человека советской воспитательной и пропагандистской системой. А ведь цели, на которые предлагалось ориентироваться, были сугубо позитивные: добросовестный труд, служение Родине, крепкая семья. Со школьной скамьи шло формирование ценностей и идеалов, которые оказались в одночасье разрушены. Пала и главная цель, к которой, как казалось, мы все двигались – построение лучшего, справедливого общества…
Я не считаю, что прежние идеологические ориентиры были единственно верными. Однако проблема в том, что они оказались заменены самыми низменными, самыми примитивными фетишами. То, что человечество преодолевало веками, что лучшие умы считали постыдным, бичевали и высмеивали в своих произведениях – оказалось возведено на пьедестал. Необузданное обогащение, роскошь, моральная распущенность, животный принцип потребления – всё это стало преподноситься как самое лучшее, передовое… И, надо признать, государство создало условия для этого. Не только дикой приватизацией, но и последующим поощрением обогащения любыми способами, нравственной индульгенцией, выдаваемой сумевшему нахапать побольше. И в этом мутном бульоне родился мутант, которому мы все сегодня ужасаемся.
В идеологической сфере не существует вакуума: одна система приходит на смену другой. Для части молодого поколения актуальными оказались идеи насилия, экстремизма. Ведь когда молодой человек с самых ранних лет испытывает проблемы с реализацией своих планов, если он не уверен в том, что сможет получить полноценное образование, найти достойную работу, реализовать себя; когда он видит, что буквально на каждом углу, при разрешении любой элементарной жизненной ситуации семья его сталкивается с вымогательством, с бытовой коррупцией; когда, ко всему прочему, этот молодой человек лишён идейно-нравственных ориентиров – ему рано или поздно придёт в голову простая мысль: надо либовстроиться в эту систему тотальной несправедливости, либо начинать с ней бороться. Притчей во языцех стало вымогательство на любых этапах соприкосновения гражданина с проявлениями власти. «Коррупционным налогом» облагаются поступление в вуз, приобретение недвижимости или машины, устройство на работу. Мне рассказывали, что в Дагестане нередки случаи когда берут взятку уже не за освобождение от армии, а за возможность для юноши пройти службу в рядах вооружённых сил…
Общество, стремящееся сохранить традиционные нравственные устои, болезненно реагирует на пропаганду порока. Хорошо известно, что на Кавказе на женщину всегда смотрели как на идеал чистоты и непорочности. Поэтому, когда в городах и посёлках начинают открывать ночные клубы, казино и прочие злачные места, когда тайна и красота женщины становится предметом коммерции – значительная часть общества воспринимает это как оскорбление народа, как покушение на его ценности. И вот, находятся силы, в том числе окрашенные в национально-религиозные тона, которые подбрасывают привлекательные для юношества идеи. А молодые люди – по самой своей психофизиологической природе склонны к активным действиям, к категоричным решениям.
Вы говорите, что география терроризма расширяется. Но происходит не только это. В числе террористов-смертников всё чаще оказываются люди славянского происхождения, не имевшие никаких родовых или национальных связей с радикальным исламом. Раньше подобное отмечалось крайне редко.Эти русские участники бандподполья бываютгораздо опаснее своих кавказских или азиатских собратьев – их тяжелее вычислить, да и действуют они менее предсказуемо. Молодёжи подбрасываются идеи религиозно-максималистского порядка: бороться за справедливость возможно только убивая «неверных» под знаменем «истинного ислама».
Произошло объединение, сведение к одному знаменателю нескольких потоков мотиваций. С одной стороны, терроризм подпитывается за счёт чистого криминала. Люди, которые вошли в конфликт с властью из-за своих противоправных, уголовных деяний, составляют заметную часть членов бандформирований. Но в эти группы вливается и значительная часть молодёжи, прежде не совершавшей преступлений. Среди молодых участников бандподполья есть неработавшие, маргинализированные элементы – но есть, и это я хочу подчеркнуть особо, учащиеся, студенты, образованные, читающие книги ребята. Они оказываются в числе террористов не из-за своей темноты, а в силу внутренней мотивации, в силу своих убеждений. Им кажется, что, сопротивляясь власти с оружием в руках, они восстанавливают справедливость в самом широком смысле этого слова.
Конечно, действует и религиозный фактор. В исламе, как и в любой другой религии, есть радикальные направления, которые стремятся установить очень жёсткие правила жизни и поведения. Молодым людям, которым никто не дал других ориентиров, кажется, что в этом – истина. А когда у них в руках оказывается автомат, и когда в ходе боестолкновений погибают их товарищи, родственники – вооружённая борьба с «неверными», «отступниками» и «лицемерами» приобретает ещё и характер личной мести. Здесь смыкается циничный, примитивный криминал с теми, кто, как им кажется, борется за справедливость. Таким образом, современный терроризм – это многофакторное, многокомпонентное явление.
Нам часто хочется объяснить активность террористических групп «кознями из-за рубежа». Безусловно, отмечается некоторая деятельность зарубежных центров влияния – это и финансовая подпитка, методическая, организационная помощь, инструктажи и тому подобное. Но, надо признать, что всё это не является решающим фактором, который обеспечивает высокуюактивность бандподполья. Так, финансирование антигосударственной деятельности во многом переведено «на места». Главный источник денежных потоков, благодаря которым организуются всё новые теракты – тотальный рэкет. Практически весь частный бизнес в ряде южных регионов обложен «террористическим налогом». Предприниматели и чиновники элементарно боятся за свою судьбу, инструменты защиты со стороны власти не срабатывают (случается даже, что коррумпированные представители органов власти находятся «в доле»).
- Но почему террористам удаётся подготавливать смертников? Ведь всё чаще мы сталкиваемся со случаями самоубийственных терактов, когда гибнет и сам исполнитель. Что же это за технология, которая позволяет превращать людей в «живые бомбы»?
- На самом деле смертники – не такое уж редкое явление в истории терроризма. Готовность пожертвовать жизнью при исполнении «приговоров» была присуща, например, русским революционным радикалам – народовольцам, эсерам. Психология террориста парадоксальна. Зачастую мы встречаемся с субъективной настроенностью на наивысшее самопожертвование – во имя преступных, антигуманных целей.
Мне трудно представить себе, что движет молодой девушкой, которая надевает пояс со взрывчаткой и входит в вагон метро, в котором едут женщины, мужчины, старики, дети – простые, обыкновенные люди, никак не вовлечённые в процесс противодействия терроризму, не являющиеся военным противником ни в каком смысле… Объяснить это борьбой за некое высшее благо – невозможно. Ни одна религия не благословляет на подобные действия. Ислам, который придаёт понятию «шахид» смысл самопожертвования, говорит о самопожертвовании во имя блага людей. Что же нужно было сделать, как заморочить голову этой девочке для того, чтобы она стала смертницей?..
Я не думаю, что решающее значение здесь имеет применение неких психоактивных препаратов. Всё это присутствует, играют свою роль и наркотики, и средства, подавляющие волю личности. Но всё же главное – очень мощная идеологическая обработка. Мы снова выходим на ту же тему: когда государство не занимается идеологической и идейно-воспитательной работой, когда оно не пропагандирует созидательные ценности – тогда молодой человек оказывается открыт для любых манипулятивных воздействий.
- То есть мы упускаем нашу молодёжь вследствие двух факторов: общего падения авторитета власти, которая оказывается тотально коррумпированной; и отсутствия идеологической работы, из-за чего парни и девушки становятся добычей «идеологов смерти»…
- Я бы даже поменял местами эти два фактора с точки зрения их влияния на ситуацию. Дело в том, что если бы мы более активно, используя современные, в том числе электронные, каналы, работали с молодёжью – многие люди из потенциальной группы риска смогли бы адекватно воспринимать ситуацию; находить конструктивные способы совершенствования общества и власти, борьбы с коррупцией. Ведь что наиболее болезненно воспринимается в обществе? – Коррупция на самом низовом, бытовом уровне, продажность в сфере здравоохранения, образования и т.п. Отсутствие подвижек в этой сфере создаёт питательную среду для протестных настроений, в том числе экстремистских проявлений. Но человек, воспитанный на определённых нравственных, духовных принципах – неважно, на самом деле, откуда он их почерпнул, из Библии, хадисов Пророка Мухаммеда, Торы или из «Морального кодекса строителя коммунизма» – обладает неким психологическим иммунитетом. Он опознаёт социальное зло и противодействует ему, стремясь не увеличить, а, наоборот, сократить страдания невинных людей. Если же молодой человекдуховно и морально не вооружён, он может воспринять любой подбрасываемый ему алгоритм действий как единственно верный и спасительный.
У нас есть ведомство, которое занимается делами молодёжи, существуют различные молодёжные организации. Но нет полноценной государственной политики по воспитанию молодого поколения. А на такую политику, как мне кажется, жалеть денег нельзя. Экономить можно на чём угодно, только не на этом. Мы не должны оставить без государственного попечения молодёжь, которая формировалась в годы безвременья.
Важнейшим источником формирования моральныхценностей прежде являлась семья. Но сами семейные устои сегодня поколеблены. Когда у отца нет работы, мать разрывается между домом и какими-то подработками, когда дети предоставлены сами себе (школа принимает участия в воспитании всё меньше, в пионерлагерь не попадёшь, дворцы пионеров закрылись) – семья в таких условиях уже не может выступать опорой и источником нравственной силы. Подросткам, молодёжи во многих городах и посёлках Юга России зачастую просто нечем заняться.
- Меня поразила недавняя история: один из лидеров террористического подполья на Кавказе (обладавший, кстати, весьма интеллигентной, «профессорской» внешностью), поселился в одном городке. Он присматривался к населению, искал исполнителей для очередного теракта… Журналист, который описывает эти события, замечает: как известно, в любом кавказском ПГТ или селе есть группа молодых парней, которые, целыми днями абсолютно ничего не делая, сидят на корточках на центральной площади и лузгают семечки. Террорист подошёл к этим молодым людям раз, другой, угостил пивом… а потом предложил одному пареньку взорвать какой-то объект. Но бдительный юноша сигнализировал в органы и опасного преступника задержали. Всё вроде кончилось благополучно – но меня поразило в этой истории, что существует уже фактически сложившаяся традиция молодёжного ничегонеделания. И если кто-то замышляет недоброе – он уже знает, куда идти, где вербовать исполнителей.
- Необходимо изучать психологическую подоплёку экстремизма. По долгу службы мне приходится знакомитсяс трофеями, изъятыми в результате спецопераций. Это записные книжки, дневники, конспекты. Порой встречаются поразительные документы. Например, обычная студенческая тетрадь. Открываем: начинаются аккуратные записи лекций в университете: «Сущность и происхождение педагогической деятельности». А дальше идёт конспект некой религиозно-экстремистской проповеди. Затем – «Ценностные характеристики преподавателя». Страницей дальше – конспект по теории партизанской борьбы. Перелистываем следующую страницу: «Педагог – воспитатель молодёжи». Далее – информация по минно-взрывному делу, различные рекомендации по организации диверсий… То есть, этот парень учился на педагога и параллельно посещал подпольные курсы у боевиков. И записывал всё в одну тетрадь – ради маскировки, а может быть, из чисто практических соображений, чтобы всё было под рукой, в одном месте.
Мы с коллегами анализируем подобные документы. На страницах тетрадей, изъятых у участников экстремистской деятельности, открывается мир, в котором формируются боевики. Здесь много символики, часто встречаются изображения оружия (причём нередкоэто рисунки, выполненные с тщательностью и старанием подростка-отличника). Имеются дуа (молитвы, заклинания) для различных случаев – и формулы-обереги и заклятия, накладываемые на врагов. Много практических советов по ведению подрывной деятельности и боевых действий. Примечательно, что записей на арабском немного, а русский в большинстве случаев очень правильный и чистый. Воспитанием, формированием идеологии, пропагандистской деятельностью экстремисты занимаются предметно, целенаправленно, системно. К нам попала, например, целая программа информационно-пропагандистской деятельности бандподполья. Она включает в себя очень любопытные пункты: снять фильм о том, «почему люди уходят в лес»; открыть и раскрутить сайт…
- Какой Вам видится сфера ответственности гражданского общества и СМИ как его важнейшего механизма в деле противодействия терроризму и политическому экстремизму? Можно ли считать, что в России задействованы все инструменты такого общественного и информационного противодействия?
- Давайте называть вещи своими именами: у нас царит полная безответственность в отношении обозначенных проблем. Возьмём простой пример: на сайтах, оправдывающих терроризм, девушку, которая вошла в вагон метро и взорвала себя, называют «шахидкой». То, что они используют этот термин – фактически, титулатуру святости – мне понятно. Но почему и российские средства массовой информации тоже именуют «шахидами» (т.е. святыми мучениками) тех, кто совершил самоубийственные теракты? Почему для обозначения действий боевиков наша пресса использует название справедливой священной войны – «джихад»? Ведь Коран и каноны ислама дают иную, и при том совершенно определённую трактовку этим понятиям. Зачем называть преступников и убийц «ваххабитами», «салафитами»? Ведь это названия течений ислама, имеющих свою философскую и богословскую базу, свою историю. Когда мы величаем бандита «салафитом», мы легитимизируем его как представителя религиозного направления итрадиции. Таким образом, СМИ невольно способствуют идеологическому оправданию преступлений против человечности.
Я убеждён, что журналисты должны представлять все факты и явления, исходя из чёткого и ясного, гуманистического понимания ситуации. Мне и моим коллегам не раз приходилось просить представителей СМИ: не придавайте религиозной окраски нашему противостоянию с терроризмом. Это только на руку самим террористам, которые хотят представить себя борцами против «новых крестоносцев». Мы же боремся не против ислама или какого-либо его течения, а против уголовной, криминальной по своей сути угрозы. Я уверен, что и религиозный, и национальный компонент искусственно вносится как фактор конфликта извне.
…Не так давно мне довелось выступать перед молодёжью в одном из московских вузов юридического профиля. Рассказывал о нашей работе, о проблемах противодействия терроризму. Когда настал черёд вопросов, поднялась одна девушка с Кавказа и говорит: «Андрей Станиславович, а нам кажется, что весь этот терроризм специально инициируют силовики, для того, чтобы оправдать свою деятельность и получить продвижение по службе. Да и власти это хорошо – чтобы отвлечь людей от социальных проблем». Я, конечно, постарался ей ответить. Но меня поразило, что задала этот вопрос девушка, которая живёт не в глухом ауле, а учится на старшем курсе в престижном московском вузе. Какова же степень её доверия к государству, к закону (которому она будет призвана служить), если она допускает, что теракты инициируют власть и спецслужбы? Это ещё раз подтверждает мой тезис, что мы не работаем с молодёжью, что мы не можем пока победить боевиков в самом главном бою – за умы и сердца людей.
- В ранний период дестабилизации ситуации на Северном Кавказе многие в Москве возлагали большие надежды на авторитет представителей традиционного, умеренного ислама. Хотя духовные деятели данной теологической ориентации вызывают звериную злобу у бандподполья, и многие из них приняли от рук экстремистов мученическую смерть, всё же нельзя не признать, что их проповедь оказывается малоэффективной против человеконенавистнической идеологии. Как подрубить духовные корни терроризма? Что должно сделать государство для того, чтобы помочь здоровым силам в мусульманской умме?
- Я не религиовед, но мне неоднократно приходилось встречаться и беседовать с представителями исламского духовенства – как традиционного, так и умеренно-радикального и даже радикального. Поэтому, определённое видение проблемы у меня сформировалось. Мне кажется, что государство должно адаптироваться к тем процессам, которые объективно происходят в мире. Коммунистическая идея в советском эксперименте стала давать сбои из-за того, что не нашлось мыслителей, способных дать адекватные ответы на вызовы времени. Нельзя всё время опираться на постулаты прошлого. Религия – явление по сути своей консервативное, но ей тоже присуща способность к трансформациям, и это необходимо учитывать.
Сегодня мы явно наблюдаем, что привлекательность салафизма довольно высока – особенно среди молодёжи. Можно, конечно, пытаться записать всех, кто симпатизирует этому течению, в экстремисты. А можно – и, думаю, что это будет более продуктивно – попытаться понять: почему растёт влияние салафизма? И что делать государству в этих обстоятельствах? В любом случае, противоборство и агрессивное противостояние только стимулирует процесс отчуждения. Если вы не смогли вернуть в лоно ваших правильных представлений определённую часть людей, значит, либо вы неубедительны, либо происходит что-то такое, что не вписывается в ваши схемы. И тогда надо менять схемы и программы действий.
Внутриконфессиональное противостояние, которое сейчас существует внутри ряда республик Северного Кавказа – это очень опасное явление. Оно может расколоть большие группы людей на враждебные лагеря и привести к вооружённому противостоянию. И те, кто уходит в лес, отлично это понимают и используют. А вот со стороны государства и общества пока присутствует созерцательное отношение. Я думаю, что пришло время находить точки соприкосновения с идеологами умеренного ваххабизма (салафитами). Полагаю, что иного не дано. Если их загонять в лес – они становятся ориентиром для очень многих людей. Многие, кто исповедует идеи салафизма, не хотели бы кровопролитного противостояния для своего народа. И мы могли бы объединить с ними усилия ради того, чтобы не допустить реализации самого разрушительного сценария.
Ведь сказано в одном из аятов Корана: «Сражайтесь во имя Аллаха с теми, кто сражается против вас, но не преступайте границ дозволенного». Значит, есть «границы дозволенного». И с их выяснения мы и должны начинать диалог. Мне кажется, девушка, которая взорвала себя в вагоне метро, переступила эти границы. Если с этим согласны представители умеренного ислама и салафиты, значит, нам можно попытаться наладить взаимодействие.
Я общался с некоторымиидеологами салафизма. Они не отказываются от своих целей и установок на построение шариатского государства. Но они и не стоят на позициях вооружённой конфронтации. Всех, кто готов к диалогу, мы должны привлечь, включить в процесс противодействия терроризму. Потому что, в конечном счете, чисто силового сценария подавления терроризма в настоящее время не существует. Мы сегодня как античный герой, борющийся с гидрой – отрубаем одну голову, вырастают новые. Надо пресечь воспроизводство террористических кадров. Значит, та часть духовенства, которая готова работать с молодёжью, удерживая её от вооруженного противостояния с властью; и которая открыта к богословскому диалогу и обсуждению всех спорных вопросов – это наши потенциальные союзники.
Меня всегда настораживают люди, повторяющие: «Qui non estnobiscum, adversus nos est» — «Кто не с нами, тот против нас». Думаю, что пришло время иной, евангельской максимы: «Кто не против вас, тот за вас». Последнее время в Дагестане стали появляться ростки согласия. Там состоялся Съезд народов Дагестана, прошёл гражданский диалог, где за один стол сели представители Духовного управления мусульман Дагестана и радикальные богословы. Благодаря общественной инициативе впервые встретились представители двух прежде непримиримых лагерей. Отстаивать свои идеи словом, силой убеждения – задача гораздо более трудная, чем путь силового противостояния. Но иного выбора у нас нет.
- Соответствует ли требованиям времени сегодняшний методологический инструментарий и кадровое обеспечение контртеррористической борьбы?
- Я могу говорить о своём секторе работы, так как являюсь сотрудником структуры, которая координирует антитеррористическую деятельность. У тех, кто ведёт оперативную работу и проводит силовые операции – свой инструментарий, адекватный задачам момента.
Сейчас на повестке дня стоит подключение к антитеррористической работе потенциала гражданского общества. Хотел бы подчеркнуть: такое общество уже у нас есть, пусть оно развивается непросто, противоречиво. Пока что инструменты гражданского общества не только не вовлечены в процесс противодействия насилию и экстремизму, но иногда даже играют по отношению к этому процессу деструктивную роль. Правозащитная деятельность – законна; она заслуживает всяческого одобрения и поощрения. Но что происходит на Северном Кавказе? Правозащитные организации очень активно проявляют себя в случаях, когда в ходе силовых мероприятий допускаются какие-то ошибки или произвол. Малейшее нарушение закона находится под увеличительным стеклом. Но не слышен голос правозащитников, когда убивают сельского учителя, имама, преподавателя университета, ректора исламского учебного заведения… Я уже не говорю о тех случаях, когда убивают милиционеров, сотрудников прокуратуры (а ведь у них тоже есть семьи, которые остаются без кормильцев!). Получается, что правозащитная деятельность оказывается избирательной, односторонней. Это – очень большой дефект, который нуждается в серьезной корректировке.
Второе, на что хотелось бы обратить внимание. Практически отсутствует противодействие идеологам терроризма в сети Интернет. На поле электронной журналистики, в блогосфере идеологи экстремизма не получают отпор. А ведь образованные молодые люди сегодня до 90% информации черпают из «всемирной паутины». Конечно, можно пытаться «глушить», закрывать подрывные сайты. Но в долгосрочной перспективе это неэффективно. Нужно уметь быть убедительным и побеждать в открытой дискуссии, привлекая сильными аргументами на свою сторону посетителей и гостей Интернет-форумов.
У нас сегодня наблюдается громадный пробел в интеллектуальном и методологическом обеспечении контртеррористической деятельности. Необходим организационный механизм, который позволил бы реально решать этивопросы. Думаю, нужно создавать мозговой центр, который был бы способен обеспечить выработку установок в широкой сфере противостояния экстремистским идеологиям, использующим религиозные и националистические лозунги. В своё время ценнейшие кадры КГБ СССР оказались просто разбазарены – специалисты высочайшего класса, в том числе по проблеме религиозного экстремизма, пришлись не ко двору, были уволены. Убеждён, что сегодня нужно формирование наделённой широкими полномочиями структуры, которая последовательно вырабатывала бы идеологию, тактику и стратегию противостояния экстремизму. Решения должны приниматься на широкой экспертной основе.
…В попавших в наши руки«лекциях» идеологов терроризма есть такие рекомендации, обращённые к молодёжи: не торопитесь уходить в лес; вы должны придти к своим братьям образованными, высоко профессионально подготовленными. Вы должны закончить курс в университете, хорошо узнать своего противника – государство , овладеть прикладными видами спорта, и т.п. Мы должны быть готовы противопоставить этим подрывным проектам свою продуманную, долгосрочную стратегию. Таким образом, на мой взгляд, эпицентр нашей контртеррористической деятельности должен быть смещен от силового противостояния к политической, идейной, интеллектуальной борьбе. Только используя широкий потенциал гражданского общества, дополняя силовой компонент активным диалогом со всеми влиятельными силами, и, наконец, опираясь на богатый исторический опыт, мы сможем поставить надежный заслон терроризму, обеспечить безопасную жизнь нашим согражданам и вселить в них уверенность в будущее.
